— Я был в округе Колумбия с отцом. Мы сидели за ланчем в ресторане с командой телекоммуникационных лоббистов, и вошла твоя мама с несколькими членами своей команды.
— И ты уважаешь ее потому, что...она заказала гамбургер вместо салата? —Я покосилась на него, пытаясь понять, как короткая встреча с моей мамой три года назад могла завоевать его уважение, как она могла стать одной из четырех человек в этом коротком списке.
— Мой отец остановил ее, когда она проходила мимо, предложив присоединиться к нам за ланчем. — Взгляд Мартина переместился за мое плечо, сосредоточившись, вспоминая эту сцену. — Я впервые видел, что мой отец был вежлив с кем-то. А она посмотрела на него, как на подонка. —Одна сторона его рта выгнулась галочкой при воспоминании.
— Что она сказала? Она осталась на ланч с вами?
Он покачал головой и мягко улыбнулся.
— Нет.Она сказала: "Нет, спасибо" и попыталась уйти.Но он преградил ей путь,при этом толкнув. Тогда она сказала: "Я лучше наемся стекла, чем будут страдать от твоей испорченной и нудной компании".
Мартин широко улыбнулся, когда его глаза вернулись ко мне.
— Святое возвращение Бэтмэна! — воскликнула я на выдохе.
— Знаю. Она была жестокой, контролирующей, даже холодной. Она заставила его выглядеть маленьким и ничтожным при этом. —Он сказал это, словно восхищался тем, как она принизила его отца. — После ланча я узнал, кто она, увидел запись ее выборов и тогда понял, что это имело смысл.
— Как так?
— Потому что она — председатель Комитета по коммерции, науке и транспорту в Сенате. Она выступила автором или соавтором каждого потребительского и Анти-Большого Телекоммуникационного законопроекта, который разрабатывался последние десять лет.
Я почувствовала необходимость защитить ее.
— Это потому, что телекоммуникационные компании в США обладают монополией и вступают в неформальные соглашения не конкурировать друг с другом, чтобы держать цены искусственно завышенными, а значит, никто и никогда не сможет получить Сандеки Телеком или Брайтхауз, или Версию, чтобы на самом деле обеспечить конкурентоспособные ставки, уже не говоря о надлежащем обслуживании клиентов. Слишком много для разумной скорости интернета стоимостью менее $100 в месяц? Или вызова службы поддержки, которая не составляет и восьми часов? У кого есть время для этого?!
Мартин хмыкнул, схватив мои запястья. Я неосознанно жестикулировала руками, показывая свое разочарование.
— Знаю, знаю. Я согласен, — сказал он, пытаясь утешить меня, потирая внутреннюю сторону моей руки и мягко целуя. — Твоя мама делает хорошую работу в Вашингтоне.
Это да. Я знаю. Она была замечательной, мне очень понравилось, что моя супер-героиня мама в его коротком списке. У него был исключительно хороший вкус.
Независимо от нашего согласия в том, что она была удивительной, я снова покосилась на него, поджав губы.
— Странно говорить о моей матери, когда я в постели с тобой.
— Тогда о чем ты хочешь поговорить?
Я сболтнула первое, что пришло мне на ум.
— Каким был Мартин Сандеки, когда был ребенком?
Он поднял брови, отвечая:
— Говорить о твоей маме — странно, но говорить обо мне ребенке — нет?
— Просто ответь на вопрос.
Мартин на мгновение задумался, прежде чем ответить.
— Я был...тихим.
— Так что же, ты был наблюдателем?
— Наблюдателем?
— Ты был одним из тех ужасных детей, которые смотрят, как играют другие дети.
— Я не был ужасным.
— Я была. Я была ужасным наблюдателем. Я смотрела, как играют другие дети —довольно жутко, кстати — пытаясь разобраться в их играх. Особенно девочек. Они, казалось, очень много боролись друг с другом. И плакали. И выдумывали. И шептались.
— Но ты — нет?
— Нет. —Я вспомнила, как это было больно сначала: пренебрежительное отношение, когда мне было семь и восемь, и одиннадцать, и шестнадцать, но потом моя мама сказала, что я не должна была тратить энергию на обычных людей, потому что они никогда не стали бы никем сверх обычным: "Тебе не нужно дружить с ними для того, чтобы руководить ими", вот что она сказала тогда.
Я продолжила, отбрасывая воспоминания:
— Они не позволяли мне играть в свои азартные игры, в основном потому, что я была ужасной и всегда пыталась остановить их борьбу. Я пыталась создать долгосрочное перемирие. Но добиться гармонии между маленькими девочками напоминает попытку провести переговоры по ближневосточному мирному договору.
Мартин засмеялся на выдохе, заправив прядь моих волос за ухо и плечо.
— Я хотела, чтобы все обошлось, а они хотели продолжать эту драму. Но это нормально. Их отпор позволил мне совершенствовать искусство скрываться в очень юном возрасте.
— Почему ты пряталась? Они смеялись над тобой?
Я покачала головой.
— Нет. Они игнорировали меня. Думаю, я пряталась потому, что это был мой выбор. Тебя не будут игнорировать, если тебя никто не видит. —Я говорила, не переставая, никогда раньше я не задумывалась о том, почему пряталась. Выявление моих мотивов заставляли меня чувствовать себя очень некомфортно, поэтому,прочистив горло, я сменила тему:— Что же ты делал, когда был ребенком? Кроме того, что был тихим.
— Был упрямым.
— Ха! Я в шоке. —После чего я добавила себе под нос:— Вру. Я совсем не удивлена.
Мартин ущипнул меня за бок, достаточно, чтобы заставить меня извиваться.
— Я был тихим, упрямым и застенчивым.
— Застенчивым? —Я переместилась на матрасе, положив щеку на его руку, нахмурившись от этого слова. — Не могу представить тебя застенчивым.