Как только я сказала эти слова, поняла, что они были правдой. Его сердце было израненным и забытым. Ему нужен был уход, забота и комфорт. Ему нужно было кому-то доверять.
Я встряхнулась, поняв, что замолчала и мы сидели молча довольно долго, и обратила свое внимание обратно к Мартину. Он всматривался в меня, ожидая продолжения.
Я сделала глубокий вздох, прежде чем заговорить:
— Дело в том, что я хотела сказать тебе это с воскресенья. Тебе нужен друг в моем лице. Не важно, что случится между нами, я хочу, чтобы ты знал, что если я нужна тебе, как друг, как кто-то, кому можно доверять, я всегда буду рядом ради тебя. Я всегда буду твоим безопасным местом.
Мартин рассматривал меня с минуту, его взгляд мелькал по моему лицу, как будто ища что-то, прежде чем сказать:
— Я не думаю, что захочу когда-либо с тобой дружить.
Должно быть, у меня на лице отразилась моя внутренняя боль, потому что он схватил меня за ногу, чтобы удержать на месте и поспешил добавить:
— Я имею в виду, не думаю, что когда-нибудь смогу быть тебе просто другом. Я никогда не смогу быть не заинтересован тобой.
— Не заинтересован? Ты думаешь, что друзья не интересны друг другу?
Он пожал плечами, его глаза переместились в сторону.
— Да. У меня есть друзья, но я не заинтересован в них.
— У тебя есть друзья женского пола?
Он кивнул.
— Ага. Мой бизнес партнер —женщина. Я считаю ее другом, и мне наплевать, с кем она уходит. Но с тобой, я не думаю, что если увижу тебя с кем-то, то не сойду с ума.
— И что? Если мы расстанемся, ты просто будешь пресекать мои знакомства?
— Да. — Он кивнул, выглядя очень серьезно.
— Потому что думаешь, что не сможешь быть не заинтересован?
— Я знаю это.
— И, утверждая, что ты никогда не будешь не заинтересован мной, ты имеешь в виду, что ты всегда будешь хотеть... — Я махнула рукой в воздухе, чтобы закончить предложение.
Его глаза вернулись к моим, и он усмехнулся.
— Я всегда буду хотеть чего?..
Он был оскорбительно бестолковым, пытаясь заставить меня говорить его языком.
— Ты всегда будешь хотеть интимных отношений со мной.
Он покачал головой, как будто думал, что я была милой, и пояснил, используя свой собственный жаргон:
— Ага, я всегда буду хотеть трахнуть тебя.
Я нахмурилась.
— Знаешь, одно дело —употреблять это слово, когда мы, — я снова взмахнула руками в воздухе, — когда мы в процессе полового акта. Но это совершенно по-другому, когда мы сидим здесь и я пытаюсь, поговорить с тобой о серьезных вещах.
— Почему? Какая разница?
— Потому что это грубо и некорректно.
— Некорректно? — Он выглядел так, словно вот-вот лопнул бы от смеха.
Я еще сильнее нахмурилась.
— Да. Некорректно. То, как ты разговариваешь со мной во время наших ежедневных споров, имеет значение, потому что это отражение того, как ты видишь меня и насколько уважаешь меня. Использовать ненормативную лексику — да, это плохо. И не смотри на меня так.
Он закатил глаза и стиснул зубы, словно он думал, что я была нелепой. Так что я указала пальцем на него, пригрозив.
— То, как ты сквернословишь, говорит о том, что ты не достаточно уважаешь меня, чтобы использовать хорошие манеры или что ты не задумываешься о последствиях своих слов, прежде чем произнести их.
— Кэйтлин, ты же знаешь, я уважаю тебя.
— Ага, уважаешь меня настолько, что хочешь трахнуть меня: не любить меня, не быть близким со мной. Трахнуть меня.
Он замер, веселье и бунтарство исчезли с его лица, он изучал меня. Хотя мне показалось, что он только наполовину видел мое лицо и, в основном, был погружен в свои мысли.
Наконец он сказал:
— Я не это имел в виду.
— Но это именно то, что ты сказал.
Его челюсть сжалась, пока он обдумывал полученную информацию. Расчетливый блеск появился в его глазах, и он прищурился.
— Точно, как насчет этого. Я буду использовать более корректный язык во время наших разговоров в течение дня, если ты будешь пользоваться ненормативной лексикой, пока мы... во время нашего уединения. — Последнюю часть он сказал унылым тоном, как будто сам не мог поверить, что действительно сказал это, вместо его любимого слова из пяти букв, начинающегося на букву “Б”.
Я обдумывала его условия в течение пяти секунд. На самом деле, там нечего было обдумывать. Пользоваться ненормативной лексикой во время занятий любовью имело смысл... может, даже помогло бы расслабиться. Поэтому я кивнула и протянула ему руку, чтобы пожать.
— Идет.
Он улыбнулся, вкладывая свою руку в мою.
— Паркер, я люблю тебя.
— Сандеки, я вижу твою любовь, и я принимаю твое секретное рукопожатие.
Утром Мартину поступил звонок, что Миссис Гринстоун не могла найти мои записи.
Поэтому, на следующее утро, после сорока пяти минут споров, кипящих взглядов от Мартина и двух часов молчания, мы были на пути к большом дому, чтобы забрать мою папку.
Я не могла рисковать, если он не смог бы найти ее или преждевременно отказался бы от поисков. Я не шутила, говоря ему, что у меня была нездоровая привязанность к моим записям лекций. Я была уверена, что записи были единственной причиной, почему я получала высший балл по всем предметам.
Да, мои заметки были своего рода подстраховкой для меня, и что с того? Они были нужны мне. Я верила, что нуждалась в них для того, чтобы добиться успеха. Я не покинула бы остров без них.
Мы ехали по острову в гольф-карах, Мартин с Эриком в одном, в другом — мы с Сэм. Этот вездеходный транспорт был доверху загружен нашими вещами, я следила одновременно за болтовней Сэм и чемоданами, угрожающими выпасть на малейшей кочке.