У меня не было причин отвечать ему, так что я не отвечала. Я просто делала вид, что его не было. В конце концов, ему пришлось отпустить меня. Когда мне было одиннадцать, я провела семь часов в шкафу, ожидая, пока уйдет няня. Я не любила ее, потому что она жульничала в Монополию.
Мартин не жульничал в Монополию, но он просто признал, что использовал меня из- за того, кем была моя семья. В некотором больном умысле, это имело смысл. По его собственному признанию, колледж был одним масштабным собеседованием его одноклассников для будущей империи Мартина Сандеки. Почему бы ему было также не опросить девушек на роль подружки?
В игре жизни это делало его одним из моих наименее любимых людей. Он манипулировал мной. Делал то же самое, что так ненавидел в других. Он знал, что я была влюблена в него. Он знал. Я была первой девушкой, которую он собирался испытать? Подружка Мартина Сандеки номер 1:0?
— Ты такая упрямая.— Теперь это прозвучало расстроено. — Открой глаза и посмотри на меня.
Я не могла. Вместо этого, я мысленно отстранилась от него. Все, что он сказал и сделал, становились изобличающими доказательствами, и я почувствовала, как расло онемение.
— Отлично. Сделаем это по-другому.
Захват Мартина изменился, он пошел со мной назад. Моя задница ударилась о высокий матрас двуспальной кровати в каюте, прежде чем я смогла понять, что происходило, он поднял меня на руки и положил на кровать.
После этого я открыла глаза, карабкаясь прочь в дальний угол матраса. Я свирепо посмотрела на него, надеясь дать этим понять, что я убила бы его, если он попытался бы прикоснуться ко мне с намерением возбудить.
Будто поняв скрытую угрозу, он поднял руки вверх, сказав:
— Я не буду прикасаться к тебе, если ты не захочешь. Я просто присяду с этой стороны. Но ты должна пообещать, что не будешь прятать от меня лицо и закрывать глаза. Мне необходимо, чтобы ты смотрела на меня, когда я скажу это. Мне нужно видеть тебя.
Я ничего не сказала. Не собиралась давать ему никаких обещаний.
Он замолчал, рассматривая мое лицо. Наконец он сказал:
— Ты хороша в этом. Тебе нужно научить меня, как делать это — закрываться в себе. Это очень удобный навык. — Эти слова были на удивление печальными, на грани сарказма и злобы.
Я подтянула колени к груди, обняв себя руками и ничего не говоря. Хотя у меня сложилось стойкое впечатление, что он тянул время. На мгновение я задалась вопросом почему, а потом стала злиться на себя за любопытство. Мне плевать.
Он сидел на краю кровати в противоположном углу, лицом ко мне. Черты его лица были жесткие, на грани обиды.
Внезапно, сделав глубокий вздох, он сказал:
— Я влюблен в тебя, Кэйтлин.
Я ничего не сказала, но вздрогнула. Безмолвные секунды тикали, на меня нахлынули чувства, онемение, словно на воздушном шаре, уплывало от меня, я едва сдерживала его. Напряжение нарастало, я была на пределе, в груди становилось тесно и тяжело, желудок периодически скручивало. У меня кружилась голова.
Ну, еще я не могла выдержать его чудовищный взгляд в купе с тем, как искренне он говорил. Я доверяла ему и не могла справиться с этой правдой, поэтому отвела взгляд и сглотнула. Это не помогло. Меня трясло.
Он прочистил горло, любезно игнорируя мое смятение.
— Твоя семья — это часть тебя. Так же, как и моя семья, со всей их долбанной злостью и прочей фигней — тоже часть меня. Мы такие, какие есть, благодаря им, но мы не они. Я не такой, как они. Я не хочу быть таким. Ты — это не твои знаменитые предки. Тебе не нужно быть такой же, как они. Ты можешь стать, кем хочешь. Наши семьи очень разные, но потому, кто твоя семья, ты понимаешь, что это такое, когда от тебя чего-то ожидают. Люди предопределяют, кто ты, или используют тебя для того, кто они есть, что они делают и что имеют. Вот что я имел в виду, когда я сказал, что имеет значение, кто твоя семья, и почему ты очень привлекательная девушка.
Я посмотрела на него. Глаза покалывало, и мне хотелось плакать. Я была ошеломлена, но смогла удержаться, чтобы не рассматривать его, стараясь распознать, правдивы ли были его слова. Казалось, он был абсолютно искренен, и я ощущала тяжесть его сине-зеленых глаз на своей коже.
Прежде чем смогла сдержаться, я выпалила:
— Ну, я нравлюсь тебе, потому что могу сопереживать тебе?
— Нет... Да, это просто часть всего, но...— Его разочарование было ощутимым, скручиваясь вокруг его сильного тела и наполняя воздух напряжением. — Ты нравишься мне, потому что ты Кэйтлин — искренняя, красивая, великолепная, замечательная Кэйтлин, не потому что ты —Кэйтлин Паркер. Я влюблен в тебя, потому что не могу ничего с собой поделать.
Ох, ну вот... моллюски.
Это поразило меня.
Мои чувства были сбиты с толку, упав на мгновение, но потом мне нужно было сосредоточиться на реальной проблеме.
— Но там наверху ты пытался заставить меня поверить, что использовал меня. Почему это прозвучало, словно ты просто использовал меня? — Он наклонился вперед, но не предпринял никаких попыток придвинуться ближе, повышая голос с каждым словом.
— Потому что ты все держишь под контролем и так всегда. Я попросил тебя переехать ко мне, а ты составила список плюсов и минусов, будто мы будем просто соседями по комнате, не упоминая о том, что ты чувствуешь ко мне, словно это не имеет значения. Я влюблен в тебя и понятия не имею, что ты чувствуешь ко мне и чувствуешь ли что-то вообще!
— Как ты можешь такое говорить? Как ты можешь думать об этом? Кто вчера наверху обнимал тебя, пытаясь утешить, после того, как объявилась твоя злобная мачеха?