— Он добрый? — В ее тоне проскользнула нотка неверия.
— Он добр со мной.
— Но не с каждым. — Это был не вопрос. Это была констатация факта.
— Нет, не с каждым. Но если ты узнаешь...
— И ты влюблена в человека, который не считает нужным быть добрым ни с кем, кроме тебя?
Я плотно сжала губы и сглотнула. Она не сказала это осуждающе или даже огорченно. Это прозвучало с любопытством. Это всегда происходило с мамой. Благодаря любопытству, она выигрывала все споры, и именно поэтому люди всегда слушали ее и спрашивали совета.
Она была чрезвычайно рассудительной. Она никогда не была злой или упрямой, снисходительной или раздражающей. Она была всего лишь любопытной. Она совала нос везде, задавая любопытное вопросы, пока всем не становилось ясно, что предложения или теории — фигня. Но она бы никогда не озвучила это.
Я узнала, что лучшая защита от любопытства — это честность.
—Да. Я влюблена в человека, который не считает нужным быть добрым ни с кем, кроме меня.
— Я вижу. —Она задумчиво кивнула, прищурившись и осматривая меня. Я могла видеть, как работал ее мозг, рассматривая все данные, прорабатывая план действий.
Я подготовила себя к натиску детального любопытства. Однакоона удивила меня:
— Кэйтлин, я доверяю тебе. Ты знаешь, что поставлено на карту. — Ее тон был решительным, почти настойчивым. — Я объяснила ситуацию, и ты чрезвычайно умная. Ты понимаешь последствия продолжения твоих отношений с Мартином — и не только для моей карьеры и меня, что сейчас действительно является вторичным вопросом. Основной проблемой будет то, как это воспримет американский народ. Ты понимаешь, что отец Мартина использует эти отношения, чтобы сместить меня с должности в Комитете коммерции, науки и транспорта. Он добьется успеха, потому что будет прав.
— Но...но почему он будет прав? Как он сделает это?
— Он будет прав, потому что у меня предвзятое мнение, поскольку у моей дочери серьезные отношения с сыном генерального директора крупнейшей в стране телекоммуникационной компании. И это факт. Я уйду в отставку, прежде чем меня заставят уйти потому, что предвзятое мнение столь же пагубно, как и реальное предубеждение. Мистер Сандеки поддерживает Сенатора Нэймана, чтобы он занял мою должность последние два года, вместе с вице-президентом и президентом временного Сената. Он специально подобрал его для замены, и он будет добиваться закрытия телекоммуникационного законопроекта. Ты же знаешь, как делаются дела в Вашингтоне, и американцам в провинции по-прежнему будет не доступно высокоскоростное обслуживание, тем самым мы поставим их в невыгодное положение, в сравнении с живущими в городах.
Я заморгала от всех этих фактов и стиснула зубы.
— Итак, я должна порвать с Мартином, пока не будет принят законопроект или остаться с ним и загубить жизнь миллионов людей?
Выражение ее лица стало печальным. Она сделала глубокий вдох, как будто хотела что-то сказать, но помедлив, передумала.
— Что? Что ты хотела сказать? Просто скажи это.
Она вздохнула. Снова! И ее следующие слова удивили меня, потому что прозвучали поразительно по-матерински:
— Ты же знаешь, я доверяю твоему решению, Кэйтлин. Но... я беспокоюсь за тебя. Мне интересно, рассматривала ли ты возможность того, что чувства Мартина не такие, как кажутся?
Я напряглась,отшатнувшись.
— Что это должно означать?
Она поджала губы, и ее глаза метнулись к двери, затем обратно ко мне.
— Отец Мартина очень умный человек и столь же расчетливый. Он склонен к таким стратегиям, каких я прежде никогда не встречала. И, как известно, он использует самых близких людей как часть этой самой стратегии. Семь лет назад его жена — да, его нынешняя жена — оказалась в центре скандала из-за публикования видео сексуального характера с сенатором Петерсоном из штата Висконсин. Вероятно, ты помнишь это, тебе было уже двенадцать или тринадцать.
Она замолчала, и я отметила, что она выглядела крайне неловко. Мама глубоко вздохнула, ее глаза нашли мои.
— Сенатор Петерсон занимал должность в Комитете коммерции, науки и транспорта, которую сейчас занимаю я. Этот законопроект, который так стремится похоронить отец Мартина, — переработанный законопроект Сенатора Петерсона семилетней давности, прежде чем его сместили с должности по этическим причинам.
Я нахмурилась от этой новости и очевидного вывода, который должна была сделать.
— Это не то, что сейчас происходит. Мартин не встречается со мной, потому что ему так сказал отец.
— Ты уверена? — давила она. — Потому что я была под постоянным наблюдением совета по этике, с тех пор как заняла эту должность. Твой отец и я были три раза проверены Службой Безопасности. Дэнвер Сандеки и его лоббисты были неумолимы. В последний раз, когда я его видела, он предложил мне провести переговоры по приемлемому обслуживанию. Я была ошеломлена и восприняла это как победу, ведь он не отступал ни на дюйм за последний месяц. Я предположила это потому, что он был не в состоянии дискредитировать меня... Но теперь я задумалась, что если эта ваша поездка с Мартином была просто частью его плана.
Я уставилась на свою мать, меня затошнило, и заболел желудок от ее предположений.
— Ты думаешь, что Мартин не мог заинтересоваться мной?
Ее глаза расширились, вся ее поза изменилась. Она была в ужасе. Моя мама схватила меня за плечи и развернула так, что мы оказались лицом к лицу.
— Господи, Кэйтлин... Нет. Нет. Конечно же, нет. Ты сокровище, и я не говорю это, потому что я твоя мать и горжусь тобой. Я говорю это, потому что это правда. Есть большая вероятность того, что эти две проблемы: чувства Мартина к тебе и манипуляции его отца — не имеют ничего общего друг с другом. Но мне нужно было задать тебе вопрос. Основываясь на том, как раньше вел себя Мистер Сандеки, я должна была спросить. Ты же понимаешь, верно?